Вышел в свет №59 литературно-художественного журнала "Склянка Часу*Zeitglas"
[
]
30.08.2011, 11:57
Вышел в свет №59 литературно-художественного журнала "Склянка Часу*Zeitglas"
Автори журналу* Autoren der Zeitschrift* Авторы журнала:
Проза Prosa Проза
Геннадій Молчанов Александр Волков Сергій Левченко Микола Кульбовський Семён Каминский Anatolij Krym Александр Апальков Тетяна Муль Владимир Глазков Антоніна Остролуцька Виктор Бердник Анатолий Грибанов
Лірика Lyrik Лирика
Николай Переяслов Александр Савенков Петренко Petrenko Юрий Крыжановский Євген Хазов Валентин Боровський-Клюєв Ірина Кузнецова Ксана Коноваленко Наталія Лавлєнцева Кристина Денисенко Віталій Крикуненко Світлана-Майя Залізняк Юрий Григорьев Павел Бессонов Петро Староста Анжелика Ткачук
Есеї Essays Эссе
Александр Мошна Татьяна Скорова Владимир Ерёменко Микола Савчук Лидия Смыкалова Вячеслав Пасенюк
Галерея Galerie Галерея
Живопис Олександра Бритцева / Malerei von Alexader Britzew: Обкладинка-Umschlag
Графіка: В`ячеслава Мордовіна/ Graphik von Ejatscheslaw Mordowin: 9, 68, 111, 121, 138, 149. Графіка: Олексій Мартиросов/ Graphik von Alexej Martirosow: 60.
В критических статьях журнала рассматривается творчество таких авторов:
Владимира Ерёменко, Вячеслава Пасенюка, Александра Апалькова, Романа Шилуцкого, Евгении Бильченко, Чеслава Василевича, Лидии Силиной, Юрия Крыжановского,
Жанны Коваленко,
Николая Лациса,
Ирины Юрьевой,
Александра Конопли,
Владимира Губанова,
Анжелики Ткачук,
Станислава Стеценко,
Александра Товберга, Людмилы Исаевой, Анатолия Мельника,
Иосифа Бродского,
Геннадия Кононова,
Александра Курапцева, и др.
Отрывки из произведений журнала СЧ№59
***
В широких степях приазовской земли трёх каменных баб землепашцы нашли.
Их выпахал трактор, кладя борозду, он путь на Полярную правил звезду, вдруг сталь скрежетнула, мотор «зачихал», и понял парнишка, что он – отпахал.
Он трактор покинул, пошёл выяснять, нельзя ль будет лемех зазубренный снять, а новый – поставить?.. И в лунных лучах – увидел вдруг слёзы в открытых очах.
Зажёг он фонарь, и под плугом возник нездешней красавицы каменный лик – из камня причёска, из камня глаза… Откуда ж у бабы живая слеза?
Н. Переяслов, "Находка"
***
"...Утім, знайшовши собі нічліг у парку, він цілу годину просидів на ослоні, лікуючи ступні нічною росою, якою вкривалася трава. Потому натягнув ликові постоли на мокрі ноги й заснув під ослоном. А зранку – о, диво! – ноги зажили. За кілька днів він об’їздив половину Москви; тричі маршрут його слідування пролягав через перон вокзалу, але тупик, у якому припарковувався чорний паровоз із червоною зіркою на «носі», того часу був порожній. Натомість молодик, котрий був його роботодавцем, незмінно чатував під стовпом з табличкою «ОСТАНОВКА ТАКСИ» і незмінно конфісковував у Андрія дві третини зароблених грошей. Тільки через місяць Андрій, нарешті, второпав, що треба було з самого початку купувати два гаманця і в одному з них зберігати чистий прибуток, а то виходило, що він щоразу відраховує роботодавцеві дві третини з усієї готівки, а не лише з добового заробітку. За цей місяць він п’ять разів бачив потяг у тупику, але жодного разу в нього не виникло бажання повернутися до товарного вагона. Як істинний таксист, за півроку Андрій почув і запам’ятав безліч корисної інформації щодо устрою Світобудови взагалі, й про Київ зокрема. Це, звичайно ж, не означало, що він осягнув цілковиту Істину. Чим більше аспектів реальності він розкривав – тим більших об’ємів набувала сама реальність. Проте його голова із-за суто фізіологічних причин не була здатна розширюватися пропорційно об’ємів реальності, і тому весь тягар лягав на бідний мозок, котрому доводилося постійно обробляти й архівувати гігабайтно-кілотонні ланцюги інформації, а потому дефрагментувати кластери своєї сірої речовини. Від постійної потужної роботи мозку голова Андрія просто ціпеніла. Зрідка, під час очікування на пасажирів, Андрієві траплялося пообідати чи повечеряти на території вокзалу. У цьому разі він купував у буфеті кефір з маковою булочкою і, якщо потяг стояв у тупику, йшов уздовж вагона; за його ж відсутності, орієнтуючись по рейках і шпалах, діставався краю вокзалу. Доходячи до того місця, де цегляний паркан перегороджував перон, залізав на верхівку паркану, звішував ноги по обидва його боки й приступав до трапези. Булочку він уплітав, майже, одразу, а от кефіру вистачало на те, щоб посидіти хвилин десять на паркані й посмакувати кисломолочний продукт, уявляючи собі, що ласує коктейлем чи, принаймні, пивом, сорти якого у безмежній кількості перепробував на Варшавському вокзалі. Тут, на Московському, сортів пива було не менше, однак витрачати потом зароблені гроші на забавки в Андрія рука не піднімалася. «Знову цвітуть каштани, хвиля Дніпровська б’є...» – закривши очі та посмоктуючи кефір, тужливо мугикав Андрій пісню, яку пасажири товарного вагона часто тишком-нишком співали перед відбоєм..."
Г. Молчанов "Квиток до Києва"
***
"С виноградной лозы опускаются гроздья тумана, начинается день незатейливым танцем песка, дети солнечных снов просыпаются тихо и рано, дети тёмных надежд спят, печаль отведя от виска... "
Мені не хочеться виганяти з пам`яті цю людину, тому коли я зустрів Яка, то на його питання про Шона, який кілька років тому виїхав на батьківщину, відповів, що він ніби-то помер. – Ніби-то, чи помер? – Дзвонила Катя, його дружина , сказала, що Шон помер, ніби-то. Як чомусь глянув угору. – Ти знаєш, я б теж хотів, аби й про мене так говорили. Коли-небудь.
Хочется мне, сжав виски до боли И завопив аж до хрипоты, Перевернуть вверх ногами столик… Дождь. Переход. Толчея. И ты.
Ю. Крыжановский, "Из цикла КОДЛУНЬЯ"
***
"...Он жил в квартире, похожей на корабельный трюм, оказавшийся почему-то на втором этаже трехэтажной постройки начала двадцатого века. Странности начинались уже при входе в дом: дверь с улицы вела на узкую лестницу из когда-то полированного дерева, не совсем винтовую, но идущую полукругом. Углы на площадках между пролетами тоже были закруглены, а на певучих ступеньках уложен бордовый, ныне сильно вытертый ковер, с помощью складок хитроумно повторяющий повороты лестницы. Стены покрывали неровные, неопределенного цвета наросты краски, которые по чьему-то замыслу, видимо, должны были стильно изображать почетную древность этих стен. Затхлый воздух и мутные овальные светильники усиливали впечатление – всё это действительно напоминало то ли внутренность башни маяка, то ли вход в какой-то большой, видавший виды корабль. Иногда даже казалось, что лестничные пролеты покачиваются на волнах... или это он сегодня слишком долго просидел в баре?.."
С. Каминский, "Маленький "Шевроле" в Украинской Деревне.
***
"...Я не видел её несколько дней. И никого не мог я спросить о ней. Она запретила мне и вид подавать, что мы знакомы. Зыбкие сны играли со мною. Ночи казались бесконечными. Беспросветными были они без неё. Но, даже сны те не могли отвлечь мои от неё мысли. «Человек спит, а крот землю роет», – говаривал мой дед. И снова, от скуки и тоски по ней, я шел к Горяеву, на Клочковку. Зачем? И сам не знал. Со мною шел дождь. – Зайдите завтра, – оборвала меня снова старая еврейка, всё в том же, запахнутом на ходу халате. Я устало его созерцал. Словно он – халат – и был целью моего прихода. «Я видел этот халат, – засело в моём мозгу, – видел. Где? – крутился во мне вопрос. А я шёл и шёл. И кончился дождь. – Ивлев, – окликнули меня, – да подождите же! Я обернулся. Ко мне приближался Вележнев, с сумкой через плечо, в синих джинсах и кожаной куртке-подсурган. – Здравствуете, – сказал я ему. – Вы были у Горяева? – схватил он меня за руку, словно спасаясь от падения. Дышал он тяжело. Сумка давила его плечо. – Ведь правда? – Нет. – Но? – кивнул он головой в сторону Клочковки. – Его нет дома, – сжал я желваки, – или меня к нему не допускают. – К телу, – вздохнул Вележнев, – не допускают-с, к телу. – К телу? – Теперь, – зажёг Вележнев сигарету и, стрельнув спичкой в лужу, – его двери не всем отркрываются. Она, видать, во всём чувствует подвох. Ложь, одним словом. А ведь не бросила его-таки. Не предала. Идёмте, выпьем. – Зачем? – Затем, что рюмку, – ухмыльнулся он снова с какой-то ехидцей, – дешевле наполнить, чем сердце..."
А.Апальков, "Вечно"
***
ПОТЕРЧАТА
Горпина помирала важко… Страшні гріхи молодості тиснули їй на серце і не відпускали. У благенькій оселі зібралося кілька сусідок. Горпина лежала на постелі, біля холодної стіни. Сиві пасма волосся вибились з-під хустини. Пересохлі вуста щось постійно нашіптували. Раптом, немов скрип дверей, почувся її голос: Потерчата… «Що? Вона щось каже?» – заворушилися на лавах бабусі. Потерчата кругом... Священика… Нехай їх охрестить…Скляні, вицвілі очі Горпини перелякано дивилися кудись вгору, на стелю. Марта… Ігнат… Соломія… Макар… Покличте священика… До заходу сонця душа Горпини покинула грішне тіло. Усі її ненароджені діти уже чекали на неї, простягаючи чіпкі руки крізь згусток темряви. Потерчата кликали свою матір…
Т. Муль, "...на шнурочку"
***
"...– Позволь тебе задать очень важный вопрос: зачем ты мне морочишь голову? Зина сделала очередной глоток из бокала и, кокетливо закусив губки, простодушно призналась: – Для того, чтобы дать понять, что у тебя есть шанс. – Вот как. И что же я должен сделать, чтобы его заполучить? У него вдруг пропало всякое желание оказаться с Зиной в постели. – Брачный сертификат... Она, наконец, раскрыла карты. – С этой бумагой я твоя. «...Да, уж. Вот тебе и загадочные и непостижимые сферы», – усмехнулся про себя Жорик. «...Довольно неожиданное заявление. Интересно, как эта красотка относится к тому факту, что я счастлив в браке и не собираюсь ничего менять? Или для неё подобная мелочь не препятствие? Неужели, она настолько глупа, чтобы не понимать, что желание мужчины с кем-то переспать не делает его неразборчивым жеребцом, готовым по первому зову перебегать из стойла в стойло?.."
В. Бердник, "Динамистка"
***
Що я забув у цій країні? Хіба вишневий корінець, Що садом зріс і в хуртовині Плекає гнізда солов‘їні Й до України навпростець Виборсується крізь замети... І вимерзає нанівець. Де народився – там і вмерти. Прощай, мій саде, Може статись: Я – твій останній корінець.
В. Крикуненко, "Передчуття"
***
"...несколько слов о Евгении Бильченко. В своём обзоре я когда-то легонько лишь обозначил поэтессу, но не стал глубоко копать. У Бильченко такая же манера – опрокинуть всё, и здравый смысл в том числе. Ерёменко назвал стихотворение Бильченко «Секс» уродливым – не совсем согласен. Я склонен больше к тому, что Евгения создаёт своими стихами роскошную перспективу: целый клондайк, непаханое поле для..."
А. Мошна, "По совести давайте будем жить"
***
"...Меня поразило вот что: многоуважаемый Владимир Еременко, стремясь к совершенству, «тоже писал стихи в младыя годы», вдруг вовремя понял, что на «добротное стихотворение» надо потратить кучу нервов, крови и трудов. И в довершение ко всему изрек: «То есть, чур меня от стихосложения». Как это – «стихосложения»?! Стихи не пишутся, не сочиняются, – их «творят», или – что еще чаще – они «лезут» из тебя помимо твоей воли, не спрашивая тебя о разрешении. Писать стихи – это потребность твоего организма, если хотите знать, – или души, или тела. Как в стихах Евгении Бильченко, например. А почему Вас, Владимир, зацепил именно стих «СЕКС»? Потому что большими буквами или потому что название вызывающее? Или думали, что он Вас «потрясет»?.."
Т. Скорова, "Один на всех, или все на одного"
***
"...Брусневич явно хочет наваять «чего-то железного», но точно не знает, чего. Вдруг перечисляет многочисленные определения слова «лоскут», не прибавляя ни грамма в суть Курапцева, тащит в свой текст Маяковского ради этого слова – «лоскут». Причем, цитата из Маяковского дана с грубой ошибкой, которая ломает стиль Маяковского и ритм его стиха. «...досыта издеваюсь, нахальный и едкий». У Маяковского «изъиздеваюсь» – очень «маяковское» словечко, но Брусневич исправил «опечатку». Зачем здесь Маяковский? Ради того, говорю, чтобы его «лоскут» был вплетен в текст Брусневича и чтобы последний красиво зарыдал над беспросветной долей нынешних поэтов, – ведь даже «вконец окровавленный сердца лоскут» не приносит им признания..."
"Из Безуглой я понял, кто таков Анатолий Мельник, и захотел с ним познакомиться. Из Брусневича я не понял, кто таков Курапцев..."
В. Ерёменко, " От Эвтерпы до отрубленных рук"
***
"...Дочь привезла из мегаполиса книгу – настоящую кирпичину: чёрную, в разводах ядовито-красивых письмен. – Читай, отче, – это ХХI век, а не то, чем ты обычно пробавляешься. С трепетом раскрыл я томяру и добросовестно одолел несколько десятков страниц нагляднейшей – хоть пощупай! – примитивщины. Не выдержал: пролистал, забегая вперёд... Опять не то. Ещё и ещё вперёд по плоской поверхности. Серое крошево. Мутноватое изображение – намёк на Тайну... Уже без всякого трепета отложил я книжицу, изданную не без типографского щегольства, и рассмеялся. И было от чего: поверх разных выходных данных красовались зазывные клише: лучший! суперфантастичный! бестселлер! ...новое лицо, новый уровень нашей новой культуры... Ну, уж если это приветствуется, и превозносится, и даже распродаётся, то нам и подавно не стоит стыдиться-смущаться из-за того, что мы старательно р и с у е м в воздухе нашого небытия и "в милой простоте” называем стихами..."
В. Пасенюк, "Между тишиной и бемолвием"
Примірники журналу можна замовити післяоплатою (35 грн.) в редакції журналу:
